Валерий Розов: человек, который умеет летать
Валерий Розов – альпинист, парашютист, бейсджампер. Человек с мировым именем. Он раздвигает границы возможного. Работает на пределе или даже за ним. Он умеет летать.
Выпускник МИЭТа 1988 года факультета МПиТК.
Вот он сидит перед нами, в редакции газеты «Инверсия» - скромный, загорелый, улыбающийся – всего два дня назад он вернулся с Гималаев, где установил новый мировой рекорд – прыжок с 7700 метров.
Мы разговариваем о спорте, о жизни, и, конечно же, о МИЭТе.
– Вы родом из Нижегородской области?
– Я там родился, отец был программистом. Его пригласили в Зеленоград на работу и мы переехали, когда я был в 4-5 классе.
– МИЭТ был осознанный выбор или потому что зеленоградский ВУЗ?
– Да, осознанным. Я хорошо учился, с отличием закончил школу. Мечтал стать археологом – нравилась история, был готов поступать на исторический факультет МГУ. После 9 класса съездил в пару археологических экспедиций в Подмосковье. Работал в качестве чернорабочего, за еду и интерес к науке. Но, был настолько разочарован археологией в том виде, в котором она передо мной предстала, что понял – не мое.
К тому моменту я уже сходил пару раз в горы, увлекся ими и понял, что хочу заниматься альпинизмом. А в МИЭТе в то время была очень хорошая альпинистская секция.
Так и сложилось сочетание факторов моего выбора: мой отец программист, альпинистская секция и МИЭТ. Поступал на факультет МП, так как меня привлекло программирование.
– Что в институте запомнилось помимо учёбы и секции?
– Мне нравились вечера в клубе МИЭТ. Были хорошие концерты, показывались интересные фильмы. Почему-то запомнился фильм про «АББУ». Было ощущение какого-то прогресса…
– Что-то такое яркое вспоминается?
– Начало студенческой жизни, безусловно, было для меня самым ярким моментом. Была такая ситуация на третьем курсе, когда мне не давалась электротехника и я ее сдал только с третьего раза. Деканом у нас был Юрий Михайлович Мурзин. Он же вел электротехнику. Я говорил, что в школе учился хорошо, отличник был все время, пример примеров. А в институте я быстро скатился на уровень середнячка, потому что увлекся альпинизмом и учеба, откровенно говоря, была не очень интересна, не очень зажигала.
И вот я, пропустив много занятий, возвращаюсь с очередных сборов в Крыму, как раз к экзаменам. Прихожу на экзамен по электротехнике. Один вопрос более-менее знал, второй удалось списать, а третий, как сейчас помню, дословно – «Методы безопасной работы с электрическим током». Я думаю: «Как же мне повезло! Просто мой день!». Два вопроса написаны и я начинаю писать третий про всякую изоляцию отвёрток и пассатижей, про изоленту, резиновую обувь. Написал на два листа. Сажусь отвечать – Ю.М.Мурзин первый ответ пробежал глазами, кивнул. Второй ответ – нормально. Начинает читать третий, и вдруг багровеет на глазах: «Что это? Вы издеваетесь, молодой человек? Я полгода потратил, объясняя вам трехфазные цепи, а вы мне пишите про отвертку с изоляцией? ВОН!»
Пересдачу тоже провалил – декан пришел специально меня послушать и «завалил». На третий раз я сдавал осенью комиссии. Все каникулы учил электротехнику и все-таки сдал.
– Экзамены страшно было сдавать?
– Самая страшная для меня была теоретическая физика. Она была семестр или два.
– С военной кафедрой какие отношения были?
– У меня приятные воспоминания о военной кафедре. Основная проблема была – отпроситься на сборы. Но я уже дружил с армейскими альпинистами и они мне писали какие-то справки и кафедра меня отпускала.
– Какая ваша специальность в дипломе?
– Программист.
– Ваша нынешняя жизнь и эта профессия, они как-то пересекаются или нет?
– Любое образование полезно, особенно, если получено в хорошем вузе. Но сама специальность меня как-то не зажгла, и по ней я не работал, а просто решил уйти в армию как спортсмен-альпинист, чтобы заниматься любимым делом.
– В армии, где служили?
– Спортивная рота, Московский военный округ. У меня уже было офицерское звание, полученное в институте. Конечно, это не армия в прямом смысле, а армейский спорт: тренировки и выступления на соревнованиях.
– А парашют когда появился?
– В 93-м году, когда уже развалился Союз, соответственно, развалилось всё финансирование армейского спорта, и я уволился из армии.
– Вы ведь занимались и многими другими экстремальными проектами, в том числе и с Фёдором Конюховым?
– Я лет 10 или 12 работал на телевидении, участвовал в создании программ об экстремальных видах спорта. Это «Мои сумасшедшие друзья», «Охотники за адреналином», «Икс-мания», «Русский экстрим». В рамках этих программ сотрудничал и с Фёдором, ездил на его проекты. Один раз на каком-то гигантском катамаране пересекали вместе Атлантику.
– У вас впечатляющий список спортивных достижений. Хотя вы как-то говорили, что спорт по большему счету вам стал неинтересен, потому что он загоняет человека в рамки. Бейс для вас более творческий вид спорта?
– Я участвовал в соревнованиях по альпинизму, выигрывал чемпионаты страны. В парашютном спорте я выиграл вообще все награды, какие возможны. Но все это отнимает очень много времени. И в какой-то момент просто устаёшь от всего этого, понимаешь, что крутишься как белка в колесе, и теряешь мотивацию.
В бэйсе я смог удачно совместить две свои страсти – горы и парашют – в одно целое и делать свои проекты.
– Когда вы первый раз примерили вингсьют (костюм-крыло)?
– Году в 98-м. В эти годы мы их даже сами шили. По соревнованиям я был лично знаком с пионером этого движения, французом Патриком де Гайардоном, который собственно и придумал современную систему вингсьюта. Костюм достаточно дорогой, его не шьют по стандартным размерам, а только индивидуально.
– Мёртвую петлю можно на нём сделать?
– Бочку можно. Можно и мёртвую петлю, но она не будет в том виде выглядеть, как вы себе представляете. Это будет заднее сальто. То есть у него нет такой скорости и тяги, чтобы сделать в раскрытом состоянии мёртвую петлю.
– Со зданий, строений больше не прыгаете?
– Я особо никогда не любил такие прыжки. Но прыгал. В Зеленограде, например, с бизнес-центра прыгал, когда он был еще недостроенной гостиницей. Но в таких прыжках нет никакого интереса, кроме повышенной опасности. Нет свободного полета.
– Помимо холодного расчета в прыжках существует какой-то творческий момент?
– Это момент ощущения полёта! Он не имеет аналогов в обычной жизни. Он, безусловно, захватывает тебя целиком. Плюс, представьте, обычные бейс-прыжки: час, два, три, четыре куда-то забираешься. С утра вышел, к обеду прыгнул. Это нормально. А ведь альпинистское восхождение неделями может длиться. И вот, спустя это время, ты дошел, стоишь на вершине. Прыжок. И минуты спустя ты уже внизу. Это как телепортация! Это поражает всегда! Не говоря уже о тех пейзажах, которые ты наблюдаешь, о тех возможностях, которые у тебя есть во время полёта.
– Когда смотришь ваши ролики, становится как-то не по себе. Неужели в реальности можно лететь и куда-то смотреть, чем-то наслаждаться, о чём-то думать?
– Зависит от сложности прыжка. Если это прыжок в стиле «проксимити», от английского слова «близость», когда ты прижимаешься на 1-2 метра к склону, то, конечно, не до наслаждения пейзажами, наоборот, ты, как робот, анализируешь поступающую информацию. А если просто вылетел по прямой, то да, там можно лететь и получать удовольствие.
– Сколько можно лететь?
– До 3-х минут, в свободном падении, до открытия парашюта.
– В горизонтальной плоскости?
– Нет, не в горизонтальной. Что такое вингсьют? Это, по сути, настоящее парашютное крыло, у него есть верхняя и нижняя оболочка, воздухозаборники, куда поступает воздух, нервюры (ребра жесткости). Только в отличие от обычного парашюта я не вишу на стропах под ним, а меня самого как бы засунули внутрь этого крыла. И, перекашивая его, я меняю его геометрию, меняю траекторию. Но, в любом случае, оно настолько маленькое, что это, конечно, падение под действием силы тяжести с очень пологим углом горизонта, с хорошим качеством, как говорят в авиации, в соотношении горизонтали и вертикали, но это всё равно падение.
– Ведутся работы по увеличению крыла, имеет ли это смысл?
– Вингсьют с момента его появления, лет 20 назад, постоянно увеличивается, но размер ограничен размерами тела и необходимостью открывать парашют. Т.е. прежде чем открыть парашют, тебе надо эти тряпки как-то прибрать. И это, а также необходимость безопасной интеграции с парашютным ранцем, ограничивает его геометрические размеры.
– Бытует мнение, что бейс-клайминг ваше изобретение, хотя вы это не признаете…
– Бейс-клайминг – это сочетание прыжков с восхождением. Люди уже давно, где-то с начала 90-х прыгали в горах, особенно в Альпах. Первый большой прыжок в больших горах был в 1995 году, когда двое новозеландцев прыгнули с массива Большое Транго в Пакистане с высоты 6000 м. То есть, реально большая гора, реально большая стена, реальное восхождение. И они придумали это словосочетание бейс-клайминг. Безусловно, я без ложной скромности лидер этого движения по количеству гор, с которых прыгал, но сказать, что этот вид спорта мое изобретение – нельзя.
– Что помогает сохранить адекватное восприятие в условиях стресса?
– Психологическая подготовка, как у любого спортсмена. Ты постоянно тренируешься и у тебя большой опыт стандартных решений. А любые нештатные ситуации достаточно стандартны. К примеру, одна из основных проблем, которая может быть во время раскрытия парашюта – разворот на 180 градусов. Поскольку это крыло и оно имеет поступательно-горизонтальную скорость, то сразу в момент раскрытия парашют начинает лететь по горизонту. И, соответственно, если ты раскрылся не по направлению, тебя развернуло на 180 градусов, то ты тут же начинаешь лететь в сторону объекта, и можешь врезаться в скалу.
Это стрессовая ситуация, но на нее есть масса решений, ты просчитываешь: насколько далек от скалы, как выглядит склон, в каком состоянии парашют. Есть масса технических решений, которые можно применить.
В итоге накопленный опыт как раз и позволяет принимать адекватные и быстрые решения в условиях экстремальной ситуации.
– И, все-таки, прыгать страшно или вы привыкли?
– К таким прыжкам сложно привыкнуть. Например, прыжки на аэродроме очень стандартизированы. Одна и та же высота, погода, летательный аппарат, открытое пространство, то есть все одно и то же. И люди привыкают достаточно быстро, хотя вначале тоже страшно. А когда ты прыгаешь в горах, там каждый раз все разное. Понятно, что есть места, где я привык прыгать, делаю это достаточно спокойно, но в основном это всегда вызывает ту или иную степень волнения.
– Всегда?
– Всегда. Да. Но, это не то, чтобы страх… У меня такое занятие в жизни, где это неотъемлемое ощущение, которое тебя преследует постоянно. Ты уже перестаешь про себя его называть таким словом, потому что оно становиться таким многогранным, распадается на много составляющих. И ты понимаешь, что с ним не надо бороться, а надо принимать его как обычное чувство. Например, если я сейчас в футболке выйду на улицу, мне станет холодно, потому что холодно на улице. И пока я буду идти до соседнего подъезда, я буду мерзнуть. Минуту там, две, но я это знаю. Для организма это стрессовая ситуация, но мы же спокойно на нее реагируем, потому что мы знаем её первопричину и когда она закончится. То же самое и здесь, я стою на новом сложном экзите, готовлюсь с него прыгать, и я знаю, что буду сейчас волноваться и даже бояться, если он сложный. Но я готовлюсь, стою, боюсь, и … прыгаю.
– Бэйс – это увлечение или всё-таки работа?
– Работа, безусловно. Я так или иначе зарабатываю, реализуя проекты, выступая с лекциями. Но этим невозможно заниматься только как работой. Нельзя постоянно находиться в красной зоне риска, думая, сейчас я прыгну, как-то на этом заработаю, а потом быстро рвану на море. Нет. Ты должен этим гореть. У тебя должна быть своя внутренняя мотивация. И если у тебя ее нет, а есть только мысль, что кто-то что-то мне за это заплатит, то ничего не получится.
– Бывает ли, что внутренняя мотивация исчезает? Как вы выходите из такой ситуации?
– Да, конечно, как у любого человека. Просто переключаюсь с одного на другое.
– Остались еще места, откуда вы бы хотели прыгнуть?
– Конечно, вы у альпинистов спросите – остались ли горы, на которые можно залезть.
– В одном из интервью вы упомянули, что хотели прыгнуть в алмазный карьер «Мир» в Якутии. Получилось?
– Это открытый карьер добычи алмазов, он реально циклопических размеров. Около двух километров в диаметре. Это скорее PR-проект, как и мой прыжок через Татарский пролив от материка на остров Сахалин. В нем нет такой особой спортивной эксклюзивной составляющей. Да и разрешенье нам не дали.
– В России остались интересные объекты, откуда хотелось бы прыгнуть?
– Россия огромная, в ней много интересных мест. В Сибири или на Чукотке есть хорошие места, но инфраструктура слабо развита или не развита вообще. Даже на Кавказе, чтобы сделать какой-нибудь прыжок, надо собрать маленькую экспедицию. И всё дорого. Допустим, на ту же Камчатку – это как в Америку слетать.
– Как проходят тренировки, прорабатываются проекты?
– Обычные тренировки проходят на аэродроме. Есть 3-4 места, где я тренируюсь в горах, в основном это Альпы и немного Кавказ. Проекты, в основном, состоят в том, что ты собираешь отдельную команду операторов, которые тебя снимают, альпинистов, которые помогают тебе залезть. Размер команды зависит от задачи, от бюджета.
– Вы сами собираете команду?
– Да. Скажем, когда я прыгал с массива Эвереста, 3,5 года назад, нас было 12 человек. Это огромная команда, куча операторов. А вот сейчас я вернулся с интересного проекта в Гималаях. Прыгнул с Чо-Ойю, шестая по величине вершина в мире. Установил новый мировой рекорд. И нас было всего четверо: оператор, я и два шерпа. Два дня как вернулся. (Интервью от 13 октября 2016 г.)
– Поздравляем!
– Спасибо!
– Есть приметы у бейc джамперов?
– Нет. У бейс-джамперов нет своей такой явно выраженной приметы. Хотя все спортсмены, все люди связанные с риском, так или иначе, по-своему суеверны.
– Вы тоже говорите «крайний» прыжок?
– Да. Это все из парашютизма, из авиации пришло.
– Валера, у вас есть рейтинг своих достижений? То, что можно выделить?
– Естественно. Это победы на всех парашютных чемпионатах мира Х-games, то есть соревнования, в которые я вкладывал огромное количество сил и здоровья. Основные бейсовые проекты, которые я делал. Поскольку они растянуты во времени, и нельзя сказать, который для меня был более сложен. То, что было для меня 10 лет назад очень сложным, сейчас я, может быть, это сделал гораздо легче, но это уже сейчас, а тогда они были для меня все сложны и значимы.
– Есть ли у вас свободное время? На жизнь, на семью?
– Да. Есть. Конечно. Мы довольно много ездим вместе на мои тренировки.
–Один из сыновей тоже в МИЭТе учился?
– Да, старший. На экономическом.
– Он самостоятельно принимал это решение?
– Да, так сам решил.
– То есть, как отец, вы считаете, пусть лучше дети занимаются чем-нибудь другим?
– Да. Хотя дети иногда прыгают со мной. Они выросли в поездках в горы, на аэродроме. Для них это обычная среда, поэтому они относятся к моему занятию спокойно, у них есть другие увлечения и слава Богу! Двое старших профессионально занимались водным поло.
– У Вас есть свой «завтрак для чемпионов», своя система питания?
– Конечно, поскольку моя деятельность связана с кардионагрузками, важно поддерживать себя в хорошей форме, чтобы не было лишнего веса. Я не пользуюсь никакими диетами, любые ограничения, сама мысль, что я не могу себе что-то позволить, вызывает у меня отторжение. Я разработал для себя свою простую систему питания. Питаюсь два раза в день – завтрак и обед. Ужина у меня нет. После шести я просто не ем. На завтрак и в обед ем все, что угодно. Но в обед я не потребляю сладкое, после обеда не ем фрукты.
– Какие-то советы можете дать студентам, чтобы поддержать себя в форме?
– Студентам? В их возрасте у них и так всё хорошо. Банальный совет – занимайтесь спортом! Ну, естественно, фаст-фуд и кока-кола в любом возрасте должны быть исключены.
– Какие ваши дальнейшие планы?
– Мне интересно продолжать заниматься любимым делом, пока есть мотивация. Я уже сейчас знаю, что буду делать ближайшие год-два. Всё расписано. Другое дело, что всё связанно с деньгами, финансированием, а в мире сейчас всё не просто.
– Ваши проекты планируете сами, кто вам подбирает программу, где участвовать?
– Все планирую сам. Ещё я являюсь официальным спортсменом компании РедБулл, участвую в их проектах.
– Вы поддерживаете связи со своими сокурсниками?
– С несколькими друзьями, с которыми я дружил в группе, да. И с соседнего потока, может пару человек.
– Есть какие-то другие увлечения, кроме экстремального спорта?
– Я считаю, что увлечения появляются, когда тебя в чем-то не устраивает основная деятельность. Зачем мне хобби, если у меня работа хобби. Разве что чтение, кино и семья.
– Думаете ли вы написать книгу?
– Меня много об этом спрашивали, но что-то я пока не придумал в каком контексте ее писать.
– Что можете пожелать студентам МИЭТа?
– Сейчас совершенно другое время! Им есть ради чего учиться, есть, где себя применить. Сейчас ты заранее можешь понять, зачем тебе это образование нужно. Учитесь!
Желаем Валерию удачи, новых высот и рекордов!
Дополнительная информация:
Валерий Розов – дважды чемпион мира по парашютному спорту (1999, 2003), победитель Чемпионата Европы и победитель Кубка Мира (2002), чемпион X-games по скайсерфингу (1998), чемпион России по альпинизму (2002 и 2004), рекордсмен мира по парашютному спорту (400-way групповая акробатика и 100-way вингсьют). Организатор и исполнитель многих уникальных бейс-проектов в самых различных местах на всех континентах планеты.